В прошлом посте, посвященном мифу об «избыточной рабочей силе», которая, якобы, присуща современному обществу, был затронут один крайне важный вопрос. А именно: вопрос о том, что же реально выступает главным фактором прогресса, а что – соответственно, ведет к регрессу? Впрочем, там же был дан и ответ на него: этим фактором является цена труда. В смысле – та доля от продаж товара, которую получает работник. Причем эта зависимость вполне однозначная: чем эта доля выше, тем более активно идет развитие производительных сил – сиречь, техники и науки. И наоборот: дешевая, а тем более – бесплатная рабочая сила, имеющаяся в изобилии, неизбежно приводит к стагнации, а затем и деградации способов изменения реальности. Даже если, на первый взгляд, кажется, что дело обстоит обратным образом.
Причем, примеров подобного толка в истории множество. Например, именно указанное свойство нашего бытия, по существу, ответственно за такое важное историческое событие, как гибель Римской Империи. В том смысле, что наличие рабского труда – на определенном этапе развития в изобилии достававшегося этой военно-развитой державе – позволило римлянам особо не заботиться о росте производительности производства. (Сельскохозяйственного на тот момент.) И поэтому, несмотря на то, что римская сельхознаука была крайне развита – те же работы по «агрикультуре» Варрона или Колумеллы оказывались актуальными более, чем через полтора столетия после жизни авторов и активно использовались в Европе вплоть до 19 столетия – внедрение ее в жизнь шло крайне туго.
Поэтому та же «трехпольная система» вошла в жизнь только в эпоху Каролингов – т.е., в VIII-IX веках н.э., хотя известна была еще лет на 700 раньше. Так же тормозилось внедрение тяжелого плуга, водяных колес, подъемных устройств и т.д. – несмотря на прекрасную «техническую разработанность» данных устройств в римский период. (Ну, а что: когда рабов много, можно не только деревянной сохой – но и лопатой поля перекапывать!) Впрочем, то же самое можно сказать практически про все: притом, что римские технологии порой достигали очень высокого уровня – которого после разрушения Империи человечество смогло достичь только к середине следующего тысячелетия (!) – по большей части все это применялось только в двух областях. В военном деле и создании роскошной жизни римской элиты. (А к концу Империи проблемы возникли и в военном деле. И осталась только недостижимая для многих последующих поколений роскошь.)
Впрочем, если честно, то «римляне эпохи упадка» — а так же эпохи расцвета – по данному качеству мало отличаются от всех остальных цивилизаций, основанных на классовом делении. (На самом деле были и более яркие примеры деградации, связанные с дешевизной труда – например, судьба китайской империи Цин.) В том смысле, что вся «великая работа человеческого разума», как правило, поразительным образом обходила базовую систему производства – которой вплоть до середины позапрошлого столетия было сельское хозяйство. В том смысле, что возникали и обрушались великие царства и империи, зарождались и угасали религии, приходили и уходили великие мыслители и целые философские системы, в пустыне строились города с прекрасными дворцами и храмами – и вновь обращались в пустыни. А крестьянин продолжал сохранять архаичные приемы земледелия, зародившиеся еще в конце неолита. (Ну да: как мифический Ясон пахал на быках поле, так продолжал пахать его далекий потомок в Греции конца 19 века- начала 20 веков!)
Причина проста: дело в том, что так же, как и древности, господин до самого последнего времени мог с легкостью изъять у этого крестьянина любой необходимый ему продукт. То есть, для землевладельца труд даже свободного человека был, фактически, бесплатен. А ведь, помимо этого, было и рабство, которое – вопреки привычным представлениям – прекрасно сохранялось и в Средние века, и в Новое время. (Скажем, в США рабство было отменено только в 1865 году, а в Бразилии – в 1888 году.) Поэтому неудивительно, что в том же Риме имперского периода средняя продолжительность жизни была… 25 лет, при том, что в развитых общинных социумах – скажем, в Чатал Гуюке 8 тысячелетия до н.э. она составляла порядка 32-35 лет. Впрочем, что там Вечный Город – 25 лет составляла продолжительность жизни в Индии 1900 года. (Где был двойной гнет: и классовый, со стороны местных феодалов, и колониальный, со стороны Британской Империи.)
То есть, можно говорить однозначно: дешевый труд в течение тысяч лет фактически вел к стагнации развития производительных средств. В результате чего происходили, порой, парадоксальные вещи – как с той же трехполкой, которая смогла стать массовой только после катастрофического конца «предыдущей цивилизации». (Из-за чего, кстати, основная часть Европы до этого самого «конца» не могла развиваться, даже с учетом всех позитивных влияний Pax Romana в виде развитой философии, искусства, права и военного дела.) То же самое можно сказать и про иные эпохи, в которых часто лишь сокращение числа рабочих рук оказывалось стимулом к какому-то развитию.
Например, в Средние Века технологический подъем «Высокого Средневековья» очень многие связывают с эпидемией «Черной смерти» — т.е., чумой. Которая убила до трети населения Европы, но так самым на какое-то время удорожила труд. И тем самым, привела к массовому внедрению тех же водяных колес, усложнению севооборота, развитию водного сообщения (систем каналов), став основанием для социальной (формирование капиталистических отношений) и технологической революции XV века.
Впрочем, были и «более гуманные» способы «активизации развития». Например, через эмиграцию значительного числа населения в колонии, что происходило в эпоху Великих Географических открытий. Что, как известно, позволило не только за относительно короткое время «освоить весь мир», создать развитую систему морского транспорта, но и несколько снизило демографическое давление на рынок труда. (Последнее, кстати, было на тот момент как бы не важнее, нежели все богатства, получаемые из колоний.) Впрочем, если честно, то даже этот фактор был недостаточным для технологического прорыва. Поэтому даже после ВГО внедрение новых технологий было очевидно недостаточным и по отношению к потребностям общества, и по отношению к его возможностям.
Так паровая машина – созданная еще в начале XVIII века Ньюкоменом – более-менее «вошла в жизнь» лишь в конце столетия. И то – исключительно в виде водоподъемника на шахтах. Реальная же «паровая эпоха» наступила лишь после Великой Французской Революции, массового падения феодальных режимов с заменой из на буржуазные, а так же – с массовым развертыванием классовой борьбы. И это, еще раз скажу, при том, что все технические, а уж тем более, научные основания для модернизации общества были готовы еще во времена Просвещения. (Были разработаны технические и социальные механизмы, способные в разы повысить производительность труда.)
Но для социума, в котором основным способом обеспечения жизни элитариев было введение очередных поборов с населения, это самое Просвещение, в общем-то, было «побоку». В том смысле, что к просветителям прислушивались, их уважали и превозносили – как незабвенная Екатерина II – но пока можно было заставлять мужика работать «на халяву», все это оставалось исключительно «надстройкой». И в этом смысле отрубленная голова несчастного Людовика XVI оказалась на порядок более совершенным «двигателем прогресса», нежели все умные и хорошие книги просветителей. (В том смысле, что это действие несколько «остудило» желание властей всех стран вводить новые поборы.)
Когда же вслед за буржуазными выступлениями пришли выступления пролетарские, когда рабочие начали собираться в трейд-юнионы, устраивать забастовки и массовые демонстрации, вот тогда и наступил «период прогресса». Впрочем, как уже не раз говорилось, действительным «переломом» в данном случае выступил 1917 год. Который фактически разделил всю историю цивилизации на два этапа: на этап фактического всевластия элит. (Пускай и несколько ограниченного после 1789 года.) И на этап, на котором эти самые элиты оказались вынуждены хоть как-то договариваться с основной массой населения. Разумеется, следует понимать, что даже в этом случае речь идет именно о «хоть как-то», т.е., интересы большинства работающих воспринимаются очень и очень условно. Но даже этого оказалось достаточным для того, чтобы кардинально изменить окружающий мир. В том смысле, что удалось повысить производительность труда на порядок – в смысле, более, чем в десять раз увеличить эффективность преобразования окружающего мира на одного работающего. (Результат, думаю, видят все. Ну, а для не видящих надо напомнить, что, например, еще лет сто назад та же канализация охватывала не более 1% всех городов даже в Европе. Ну, и среднюю продолжительность жизни в 45 лет даже в Европе 1900 года так же никуда не денешь.)
И причиной всего этого стало именно «подорожание труда» — т.е., то, что теперь «лучшим людям» оказалось невозможным так же легко, как раньше, бросать миллионы людей на решение своих планов. Причем, именно в тот период, когда эта невозможность была максимальной – т.е., когда относительная заработная плата была наиболее высокой (в 1950-1970 годы) – максимальным был и прогресс в производительных силах. И наоборот, когда рабочие руки стали доступнее – во второй половине 1980-2000 годах, на фоне выноса производств в страны «Третьего мира» — произошло очевидное затухание этого роста. Впрочем, о последнем моменте уже говорилось, и рассматривать данный момент в этом посте нет смысла. Поэтому, завершая вышесказанное, можно только еще раз отметить тот факт, что единственной надеждой человечества в настоящее время выступает надежда на то, что в будущем указанное падение реальной заработной платы сменится обратным трендом. Поскольку именно это позволит вновь запустить механизм научно-технического прогресса. Со всеми соответствующими результатами.
P.S. Ну, и разумеется, надо указать, что, говоря о «цене труда», стоит понимать под ним не формальное количество монет или банкнот, которое выдается «в кассе». А то, какую долю от реально созданных благ получающий эту зарплату может себе взять. Поэтому если формально зарплата и растет, но при этом доля элитариев так же возрастает, то можно вести речь о снижении данного показателя. (Причем это даже без учета инфляции!)
P.P.S. Отсюда, кстати, вытекает то, что любая осмысленная «социальная борьба» должна, априори, включать в себя пункты по повышению указанной доли зарплаты. Без этого она не просто бесполезна – но вредна.
