В небывалом расцвете блатной романтики в подростковой среде виновато само государство.
С кем, с чем и как будем бороться? Если дети не видят свет интересной жизни, свет будущего, то кто в этом виноват? Верховный суд признал движение АУЕ экстремистским и запретил его деятельность в пределах РФ. Именно такая последовательность отражает суть. А она расплывчата. Не потому ли заседание Верховного суда проходило в закрытом режиме, и до общественности довели короткие отрывочные цитаты из пресс-релиза и заявления Генпрокуратуры.
Чуть ли все СМИ вышли с заголовками «Верховный суд признал АУЕ экстремистским движением». Но в том-то и юридическая расплывчатость, что «движения» нет. Под «движением» ведь понимается нечто структурированное, организованное, с неким центром принятия решений.
Однако АУЕ — не движение в этом смысле. Это — молодежная субкультура с криминально-уголовной орнаментовкой, можно сказать — идеологией. Поэтому, надо полагать (юридически), Верховный суд вначале признал эту субкультуру «движением», а потом уже объявил «экстремистским». Все это — очень значимые нюансы, которые скажутся, когда дело дойдет до правоприменительной практики. Теперь, если утрировать, какому-нибудь дурачку могут дать срокпо статье «Экстремизм» — за татуировку. Допустим, прочитал он в книгах, что «блатные» давно прошедших лет делали наколки «СЛОН» («смерть легавым от ножа»), и себе сделал. А на суде острый умом адвокат скажет: «Под словом „легавый“ мой подзащитный имел в виду породу охотничьих собак. А вы, граждане следователи и судьи, что подумали? И если судить его, то за призыв к жестокому обращению с животными…»
Если же не утрировать, то вот пример самый что ни на есть реальный. В Екатеринбурге вот уже два года идет (стоит на месте) суд над двумя гражданами, которых обвиняют в создании «экстремистского сообщества». На самом деле они даже и не приближались к криминальному миру, они — хозяева интернет-магазина хенд-мейд изделий. В своем паблике «А.У.Е.» публиковали картинки, рекламируя и продавая нарды, шахматы, зажигалки и чехлы для телефонов с нанесенными на них надписями в духе криминальной романтики: «Люби меня, как роза воду, а я тебя, как вор — свободу», «Бродяга по жизни, вор по нужде. Кайфарик по масти, романтик в душе», «Салам ворам- […] мусорам».
Конечно, взрослым людям такое непростительно. Должны понимать, что воспевание воровской «романтики» как минимум — антиобщественно.
Но судить-то их не за что. Нет такой статьи. Процитированные высказывания не входят в список Минюста РФ как экстремистские и запрещенные к распространению. Теперь, после решения Верховного суда, им можно инкриминировать статью УК «Экстремизм».
Этот случай я привожу в виде примера, по какому пути может пойти борьба с АУЕ.
И, наконец, что такое АУЕ (экстремистская организация, запрещенная в РФ). Вроде бы расшифровывается как «Арестантское уркаганское единство», «Арестантское уголовное единство», «Арестантский уклад един».
И оно очень опасно. Потому что пропагандирует и насаждает среди несовершеннолетних воровские, тюремные понятия. В идеологии и в действии.
Еще в 2016 году ответственный секретарь совета по правам человека Яна Лантратова рассказывала президенту Путину: «В тюрьме сидит человек, и у него есть свои смотрящие на воле, и они связываются в том числе с детьми в социальных учреждениях, устанавливают свои порядки. И подростков заставляют сдавать на общак для зоны. А если ребенок не может сдать деньги или не может украсть и совершить какое-нибудь преступление, он переходит в разряд „опущенных“. У него отдельная парта, отдельная посуда, над ним можно издеваться и его можно насиловать».
В АУЕ втягиваются мальчишки от 10 до 17 лет.
В июне 2017 года московские старшеклассники и студенты на демонстрации против коррупции скандировали «Гриффиндор! Гриффиндор! Гриффиндор!» Мы говорили: «Неважно, при ком они выросли — важно, какие книжки читали. Какие у них чистые, светлые лица!»
А в это же время один из мощных российских журналистов Алексей Тарасов открывал нам, тысячам читателей, глаза на положение в подростковой среде Восточной Сибири и Забайкалья:
«Для детей эти три буквы означают своего рода тайное знание, никто с ходу не возьмется его вам раскрывать, ни в одном уголовном деле нет утверждения, что некто пошел на преступление, исходя исключительно из идеологии АУЕ. Но без этого феномена нынешнюю криминализацию подростков вовсе не понять… Прежде всего это опознавательный знак: «свой» — «чужой». Произнесение тобой этих трех букв означает: ты в курсе. Или — ты поддерживаешь блатные понятия. Все зависит от контекста. Это или приветствие, или угроза. Пример: «Ауе, иди сюда»; «Ауе, дай мобилку позвонить»; «Ауе, ты кто вообще?» Это восклицательное междометие, и используется оно и как призыв, клич… Никаких правил тут нет, но иногда происходит так. К ребенку, если он достиг возраста пятого-шестого класса, подходят. Обычно их двое, они старше. Заводят разговор.
Ребенок может быть один или в компании друзей-сверстников. С детьми говорят на блатном арго — пробивают, понимающий ты или не понимающий. Но ты ж не маменькин сынок… Дальнейшее почти предопределено… По ступеням вниз: ребенку вполне мирно кое-что объяснят про «понятия», приоткроют вот всю эту чушь и гнусь -зоновскую романтику… Прокуратура Забайкальского края: «В настоящее время в Чите и районах края действуют устойчивые группировки молодых людей в возрасте 14–18 лет, как правило, из неблагополучных семей… Группы хорошо организованы, отличаются сплоченностью, наличием связей с лицами, отбывающими наказание в исправительных учреждениях. В отдельных профессиональных училищах, общеобразовательных школах, интернатах в районах края подобными группами насаждается уголовное мировоззрение, совершаются вымогательства с учащихся денег, якобы для формирования так называемого „общака“ и его передачи в пенитенциарные учреждения».
В это же время ответственный сотрудник Следственного комитета России, выступая в Госдуме, обращался к коллегам из МВД: «Вы абсолютно не представляете себе ситуацию, которая творится… Лет шесть назад, когда я прибыл в Забайкальский край, там, где девятилетний мальчик подвергался систематическому сексуальному насилию. Вот там были школьные тетрадочки, где было написано: положенец, смотрящий, вор в законе. Не только у этого ребенка, это оказалось у каждого в детдоме. Приехала масса чиновников. Меня спрашивают: что так много машин приехало? Я говорю, знаете, тут такое ЧП случилось, ребенка малолетнего изнасиловали здесь, в интернате. Мне говорят: вы знаете, у нас в каждой школе в Забайкальском крае есть столы для опущенных. Я говорю — не может быть. Вот это все подтвердилось. То, что в каждой школе есть общак. Почему вы об этом не знаете? Вы работаете в МВД!»
Мы восхищались светлыми лицами московских школьников и студентов, которые на антикоррупционном митинге скандировали «Гриффиндор!», и не видели, что надвигается Тьма. Количества вовлеченных в АУЕ никто, разумеется, не определит, но счет может идти на сотни тысяч. И эта Тьма постояннои неуклонно расширяется.
Что даст признание АУЕ экстремистским движением? Не пойдут ли МВД, СКР, ФСБ (а делом в Екатеринбурге занималось ФСБ!) по линии наименьшего сопротивления? Чего проще: отслеживать в интернете переписку и хватать пацанов. А ведь надо расследовать каждый случай принуждения, вовлечения, угроз, да еще в подростковой среде, с особым правовым статусом, сложностями следствия. Это ж муторно, хлопотно, вроде как мелочно, никакого почета, громких рапортов об «экстремизме». А — надо, чтобы ни один случай не остался безнаказанным. Чтобы каждый старший совратитель из АУЕ знал: его игра в «зону» обернется настоящей «зоной», и в каком статусе он там будет — ночной росой на окне барака написано… Кстати, все эти следственные действия можно (и надо) совершать и без решения Верховного суда об АУЕ как экстремисткой организации.
Как бы то ни было, правоохранительные органы занимаются, условно говоря, телами. А здесь речь — о душах.
Мальчишки рождения 40-х и начала 50-х годов вспомнят, конечно, свое отрочество, первые послевоенные десятилетия. Мы ведь жили в уголовно-лагерной атмосфере: беспризорщина, шпана военных и послевоенных лет, лавина заключенных, в основном по уголовным статьям, вышедших из лагерей по «бериевской» амнистии 1953 года. Все близко, рядом, по соседству в прямом смысле. Напротив жил мой старший добрый приятель Колька Мигунов — ему я на всю жизнь благодарен за то, что в его доме увидел и прочитал волшебную книгу «Белый Клык». Увы, Колька вскоре пошел по той дорожке… Другой наш сосед — недавно «откинулся», и был не простым зэком, а «смотрящим в Серлаге», в нашем областном Сергеевском лагере, «держал зону». Общий портрет из тех времен: фикса (коронка на зубе), финка с наборной рукоятью из плексигласа, кепочка-хулиганочка, особая, шаркающая походочка, манеры, нарочито замедленная, тягучая речь, блатная романтика… Казалось, она и задает тон жизни.
Но нет. На самом деле нынешняя ситуация разительно отличается от той, давней. В худшую сторону. Блатная романтика тех давних лет проходила мимо меня, мимо моих друзей, мимо абсолютного большинства старших и младших товарищей по нашей школе, по другим школам. Почему? Потому что у нас была школа. Мы жили школой, пропадали в ней с утра до вечера, выпускали газеты, репетировали спектакли, что-то строгали, пилили, точили на токарных станках, готовили поэтические вечера, спорили о «чем-то умном», занимались во всех спортивных секциях сразу; мы сражались с уборщицами, сторожами, которые не пускали нас в неурочное время в мастерские, классы, актовые и спортивные залы (нечего полы пачкать!), но мы сражались и побеждали, потому что знали: школа — НАША. «Знали» — не то слово, разумеется. Я пытаюсь выразить невыразимое чувство. Не «наша школа», а «школа — НАША».
Это даже не само собой разумелось, а являлось естественным условием существования мира. Как воздух. Никто ж не говорит: «воздух — наш». Мы плакали, прощаясь со школой. Хотя, при этом, уже радостно устремлялись в завтрашний день.
А рядом с нами были другие мальчишки, ушедшие в подворотни, сбившиеся в стайки… Они сами себя не называли «блатными», потому что «блатной» — это уже уголовный статус, а они не доросли еще, и потому их называли «приблатненными». Мы в их подворотни не заходили, а вот они почему-то являлись на наши школьные вечера, в спортивные и актовые залы, и стояли там, смотрели… Если считали себя героями, чуть ли не «блатными», то зачем приходили? Себя «показывали»? Нет, уже тогда я ощущал: это был для них притягательный свет иной, интересной жизни, зависть. Мне до сих пор жалко тех мальчишек. Несмотря на браваду, они же понимали, что они — на обочине.
Нынешнее АУЕ не считает, что оно на обочине. Оно агрессивно, наступательно, чувствует себя главным. В немалой степени потому, что охватывает значительную часть подростков.
Почему?
Потому что школа уже другая. Она перестала быть магнитом, маяком, центром интересной жизни, центром детской жизни вообще. По результатам социологического опроса, большинство подростков главной причиной криминала в их среде считает отсутствие в школах кружков и секций.
Как так получилось? По закону. По закону РФ от 2011 года всем бюджетным учреждениям страны, в том числе и школам, разрешено зарабатывать деньги, вводить финансированный государством перечень услуг, а за остальные услуги население должно платить. За факультативные, за дополнительные занятия, за секции, кружки… За все, что интересно, увлекательно и привлекательно для детей.
Из доклада Общероссийского народного фронта от 2019 года:
«22% российских детей сегодня не посещают никаких дополнительных занятий. Не каждая семья, тем более в селе, может позволить себе платные занятия — с конца 2017 года средняя месячная плата за один кружок увеличилась с 3084 до 3462 рублей. 28% родителей, чьи дети не получают дополнительное образование, сообщили, что бюджет семьи не предусматривает таких затрат. В целом по России доля платных услуг в сфере дополнительных занятий детей и содержательного досуга составляет 62%».
Заглянем на сайт обычной московской школы. Вот «Перечень дополнительных платных образовательных услуг ГБОУ № …».
Если кто не знает, на государственном канцелярском языке школа теперь называется — ГБОУ, «Государственное бюджетное общеобразовательное учреждение». Итак, в этом перечне платных услуг ГБОУ — 93 (!) пункта. Включая игры на музыкальных инструментах, моделирование, кружок краеведения, баскетбол футбол, танцы, кружок рукоделия и т. д.
93 пункта.
Иначе говоря, перед одними мальчишками и девчонками двери школы после уроков закрываются. А перед другими, за деньги — настежь.
Значит, дети из бедных семей — в разряде второсортных. Они с детства чувствуют себя отверженным, униженными, живут в зависти, а то и в ненависти к другим, к «богатеньким». Кто из них вырастет? Уже выросли. ВРАГИ ОБЩЕСТВА. Они никому не прощают и не простят пережитое в детстве чувство горькой обиды, унижения.
И что в итоге? Ответ — АУЕ. Если эти дети не видят света интересной, увлекательной жизни, не видят света будущего, то кто в этом виноват?
Сергей Баймухаметов
